Репортаж с петлёй на шее.

Я начинаю репортаж с петлёй на шее,
Я объявляю ультиматум чёрным дырам,
Три уголька в ладонях пламенем развеют,
Вишнёвый холод над суровым миром,
Лопата воткнута в замёрзший уголь,
Труба, труби, трубач, над трупом плачь,
Сейчас герои сладких снов покажут удаль –
Лишь оседлают трёх свиней и тут же вскачь…
Туда, где солнце никогда не пахнет ядом,
Туда, где кактус трахал розу на песке,
Где нету стебельков, побитых градом
И не томится молодой дебил в тоске,
Бубновый туз бубнит в дырявый бубен,
Бубенчики разгадывают масть,
На праздничном столе селёдка в шубе
Танцует вальс, раскрыв немую пасть,
Ортопедический ботинок сыт по горло,
Наелся снежной каши дуралей,
Глазастые зубила, шила, свёрла
Буравят скважину, чтоб стало потеплей,
Завязанные в пыльный узел струны,
Запаянные в петли облака,
Поют о том, как огненные луны
Сшибают с ног безрогого быка,
Цветастые черничные поляны
Лелеют лето и летающий оргазм,
Охотник без ружья в берлогу глянул,
Дыханье перебил протяжный спазм,
Зачем старик наелся злой отравы,
Зачем дышал слезоточивым газом?
Стаканы оказались правы:
Виной всему был старческий маразм!
Чугунные ворота в город нефти 
Взрываются на счёт: "ноль – раз – два – три",
Когда любовь, о да, поверьте,
Любовь, ходящий любящий огонь сгорит,
Косые керосиновые балки,
Не суй в колёса поезда разврата,
Сначала был разврат, потом мигалки,
Ну а потом у телефонных аппаратов

Музыка улиц...

Раскрашенные плавным смехом стены,
Виденья мимолётной простоты,
Здесь Ева преклонит своё колено,
Перед Адамом в час весенней красоты,
И пиковый валет с той самой дамой,
Пройдутся по проспекту в неглиже,
Стеклянные холсты в оконных рамах 
с восторгом крикнут: "О, ну надо же!"
Под утро ляжет спать седой кудесник, 
Чтобы опять чудить всю ночь,
Зачем ему дневные сны и песни?
Затем, чтоб воду в ступе не толочь,
Когда колёса проскрипят конечным воплем,
Смотритель стукнет по трамвайным проводам,
И капитан блеснёт заржавленным биноклем,
Наступит время расходиться по домам,
А дома нет, и не было в помине,
Вчерашний натюрморт был съеден кем-то,
Должно быть, облако горит в камине,
Но продолжается чумная кинолента,
Киномеханик, ну давай, крути свой фильм,
Гуляй да пой, народная толпа,
Стиляга разберется, в чём здесь стиль,
Электрик рухнет с пятого столба,
Больные дети ждут последней встречи –
В полтретьего под каменным утёсом,
Когда на майском небе вспыхнут Божьи свечи,
Они ответят на широкие вопросы,
Пусть это будет способ выжить среди мёртвых,
Хоть, их не жизнь не больше, чем кино,
В котором половина кадров стёрта,
И мозговое полотно отключено,
И тридцать первый комиссар с подводной лодки,
Закурит мрачно злую папиросу,
Зажмурит глаз, ругнётся матом, выпьет водки,
И скажет: "С Богом, в путь, Товарищи Матросы!"
Туда, где водоросли пахнут трупным соком,
Туда, где спят русалки без чешуй,
Где обжигает грудь бесценным током,
Дельфина острогубый поцелуй.

Кто любит музыку, тот любит добрый голос,
А в данном случае вся музыка в словах,
Кто бросил семя, тот увидит колос –
Да Будет хлеб на всех земных столах,
Но ведь не хлебом же единым жил художник,
Который мамонта в пещере рисовал,
И, затаив дыханье, осторожно,
Мимо цветка в ущелье между скал,
Потом всё лопнуло, взорвалось и уснуло,
Всё расцвело и стало дико улыбаться,
А сон был вещий и звезда тонула,
Но было уже поздно просыпаться...

Большая полунепонятная картина,
Висела в комнате безмозглых колдунов,
Глаза, похожие на тающие льдины,
Блуждали в направлении ветров,
Ветра устали дуть и стали выть моторы,
Глаза растаяли, картина сожжена,
Все колдуны залезли в крысьи норы,
Взорвалась полунепонятная стена,
На белой копоти высоких потолков,
Оставлен отпечаток чёрных рук,
Среди развалин и вонючих гнойных слов
Читает бабушкины письма грязный внук,
Зачем поджёг свою печальную гитару,
Разбавил стопроцентную тоску,
Послал записку другу-санитару,
Растёр скупые слёзы по виску,
Петля готова, нервы празднуют успех,
Помилуй, Бог, Прости ему сей грех,
Он – сам себе судья и сам палач,
Труба, труби, трубач, над трупом плачь!
Сегодня обвенчается со смертью,
А завтра будет праздник – пир горой,
Всё понесётся чудной круговертью,
И сгинет за бесцветною чертой,
Туда, где звёзды кружат хороводы,
Туда, где спрятан прошлогодний снег,
Где кактус принимает роды,
У белой розы в глубине песочных рек...

Мир проиграл войну с этими дураками, 
Теперь достает меня дурацкими звонками: 
Разговорами ни о чем, разговорами просто так: 
Они вчера попали и вмазались в блудняк 
Вмазались в депрессию, в кривое отражение, 
У тебя, у меня плохое окружение, 
У тебя не бывает другого состояния, 
Здравствуй, до свидания, 
У тебя порномания 
У тебя только похоть и грязные мысли 
От этой реальности они зависли надолго 
Хотел потрахаться срочно 
Что тебе надо? 
Я знаю это точно! 

Ты уже попала, когда припрет, то просто вмажешься 
Мир еще глупее, чем тебе это кажется 
Откажешься От сути всего происходящего 
Тебя уже не будет, это настоящая Война, 
Которая никогда не кончится 
С кем ты будешь рядом, когда тебе захочется 
Свободы удовольствия, сознательного желания, 
Воля хаоса - это другое состояние 
Негатив проявлен! 
Вот дурацкие шутки 
Мир не дороже вокзальной проститутки 
Счастье - психоз, дороги и машины - 
Фабрики, заводы, скрытые пружины! 
Удовольствий, желаний, таких состояний 
Этих преступлений 
Самоудовлетворений 
Болезней, насилия страха 
Этой реальности, которую трахнул 

Точно 
Такая 
Реальность 
У тебя! 

Я так люблю твой город, что боюсь
своих, как липкие конфеты,
облизанных и выброшенных чувств.
вчерашние газеты
врут... положишь руку - лампа, дверь,
очерченный неровно контур,
дрожащий в зеркале - теперь
порнографические фильмы уже не в моде -
на подходе
аукцион невинности,
когда презервативы продаются
быстрее, чем твоя любовь.
Глаза, накрашенные синей тушью
внимательно оценивают тень.
В соседних окнах жёлтый свет
и ничего такого нет,
обычный день,
придуманный за нас
двенадцать тысяч лет назад.
Парад разбитых слов
кончается, как номер телефона.
я повторяю:
Нет закона, который я не нарушал.
когда стихи всего лишь повод с тобою переспать;
читать стихи и трахаться - одно и тоже -
кровать, как чистый лист,
чернила - сперма.
Какие двери открывает простое допущение,
Весь мир сошёл с ума.
Сама
Хотела

Нетронутое сердце не выживет в бою,
Остатки от металла я с раны достаю.
Забудь меня родная ведь я уже не тот,
Во мне течет другая…чужая в жилах кровь.
И снова прикоснулся, сжигая свою плоть,
Ты стала проституткой, что предала любовь.
Я падать в этом мире, пускай гореть в аду,
Но там тебя ,родная, я все таки найду.

И пусть опять сижу я вся в слезах. И пусть опять я умываюсь кровью. Ведь, это лучше, чем не жить И ничего не ощущать. Хоть, и страдать твоею нелюбовью.И пусть опять сижу я вся в слезах. И пусть опять я умываюсь кровью. Ведь, это лучше, чем не жить И ничего не ощущать. Хоть, и страдать твоею нелюбовью.

И пусть опять сижу я вся в слезах.
И пусть опять я умываюсь кровью.
Ведь, это лучше, чем не жить
И ничего не ощущать.
Хоть, и страдать твоею нелюбовью.